Предисловие к книге композитора стихии, поэта Василия Каменского
«Его – Моя биография Великого Футуриста».
Из жизни сделал я поэмию.
А из поэмии – стихи.
И стал подобен солнцегению
И композитором стихии…
Я, Стеньку Разина создавший,
«Землянку» и «Танго с коровами», -
Всем навсегда свое сказавший:
Духовно будьте все здоровыми.
В. Каменский. Моя карьера.
Имя русского поэта Василия Васильевича Каменского (1884 -1961) навсегда связано с бурным, чрезвычайно насыщенным событиями периодом в истории отечественной культуры первых десятилетий двадцатого века. Именно в эти годы начиналась литературная деятельность В. Каменского, которая продолжалась почти полвека, хотя казалось, что она пронеслась метеором в культурном пространстве России.
В 1962 году в Москве, в Центральном доме литераторов проходил вечер памяти В. Каменского. Семен Кирсанов начал воспоминания словами:
- Высокий, с вьющимися русыми волосами, полный незабываемых ощущений Волги и Камы, он вошел в русскую поэзию, словно лихо спрыгнул с разинского струга.
В. Каменский рано осиротел, и его детство прошло в Перми, на берегу Камы, в семье родной тетки Александры Трущевой. Ее муж, Григорий Семенович, управлял крупным буксирным пароходством Любимова. О своем детстве и дальнейшей феерической жизни он рассказал в первой автобиографической книге «Его – Моя биография Великого Футуриста».
«Вася всегда знал, что он будет исключительным, необыкновенным, высоким орлом над долинами будней, - напишет он в своей книге. – Быть всеми, пройти все пути лучшей жизни, все пережить, всех понять, полюбить и стать навеки поэтом»[1]
Надо сказать, что этому девизу В. Каменский был верен всю жизнь. Амбиции будущего поэта возрастали стремительно. В конце 1906 года он приезжает в Петербург, чтобы продолжить образование. Он сдает экзамены за гимназический курс, поступает на Высшие сельскохозяйственные курсы, слушает лекции на естественном факультете Петербургского университета, полностью окунается в студенческую жизнь, посещает многочисленные диспуты, лекции, политические собрания. В молодежной среде он пользовался большим уважением, и студенты курсов избрали его старшиной. На одной из вечеринок В. Каменский был в своем репертуаре и сказал слова, необычные для будущего агронома:
«Черт возьми, вы пришли ко мне на именины и никто из вас не знает, что мне сегодня 23 года. Баста. Теперь я начинаю восходить. Взгляните на горизонт – там взошла сияющая звезда Василия Каменского».
Заметно расширился круг его друзей и знакомых не только среди студентов. Узнав, что известный журналист Н. Шебуев начинает издание литературного альманаха «Весна» и приглашает сотрудников, В. Каменский отправляется к нему со своими стихами и становится ответственным секретарем редакции альманаха. Это был очень важный этап в творческой биографии В. Каменского.
«Как-то само собой вышло, что я с размаху очутился на квартире Федора Сологуба, потом у Александра Блока, у В.Э.Мейерхольда, у Ф.И. Шаляпина, у А.И.Куприна, Л.Андреева, у Боцяковского, - написал он в одной из автобиографий. - Познакомился со шлиссельбуржцем Н.А Морозовым, С.А. Венгеровым, Л.М. Ковалевским. Задыхаясь от впечатлений, как живут и работают знаменитости, я не спал по ночам не столько от зависти, сколько от стыда своего ничтожества перед теми, кто положил глубокие героические силы творческого труда, чтобы добыть, заработать себе литературное имя». [2]
Вспомним это время, вошедшее в историю, как Серебряный век русской культуры. На поэтическом Олимпе блистали имена В. Брюсова, А. Блока. А. Белого. В. Иванова, Н. Гумилева. С. Есенина. А. Ахматовой. Для В. Каменского судьбоносным стало знакомство в редакции альманаха «Весна» с В. Хлебниковым и встреча с художником и поэтом Давидом Бурлюком. Сотрудничество с ними вскоре переросло в многолетнюю дружбу, и, в конечном счете, определило творческую судьбу В. Каменского, привело его в стан будущников и художников - лучистов.
В эти же годы в Москве и Петербурге зарождались разные творческие объединения молодых поэтов, художников, музыкантов, выходцев из мелкобуржуазных слоев и разночинной интеллигенции, которые остро чувствовали необходимость социальных перемен в обществе. А некоторые из них, как, например, Владимир Маяковский и Василий Каменский, активно участвовали в революционных событиях в годы первой русской революции
В 1909 году итальянский литератор Филиппо Томмазо Маринетти (наст. имя Эмилио Анджело Карло) опубликовал во французской газете «Фигаро» свой знаменитый «Первый манифест футуризма»:
«1.Мы желаем воспевать любовь к опасности, привычку энергии и безрассудству.
2. Основными элементами нашей поэзии будут: смелость, дерзость и бунт.
3. Тогда как до сих пор литература возвеличивала задумчивую неподвижность, экстаз и сон; мы желаем прославить агресивное движение, лихорадочную бессонницу, гимнастический шаг, опасный прыжок, пощечину и затрешницу…». [3]
Другие пункты манифеста не оставляли пощады музеям, библиотекам, архитектуре, всей культуре древней Италии, провозглашали войну, как единственную гигиену мира. Воззвание Маринетти нашло поддержку не только в Италии, но и в других странах Европы, положило начало радикальной революции за обновление общества во всех сферах жизни. Манифест был первым камнем в фундамент нового авангардного художественного течения, охватившего многие страны мира. Вести из Италии быстро проникли в Россию, вызвали заметный интерес в культурной среде. Идеи футуризма нашли отражение в манифестах, декларациях, а, главное, в творчестве литературных и художественных групп и объединений.
Молодые поэты литературного объединения «Гилея», эгофутуристы, художники Н. Кульбин и М. Ларионов, их коллеги по новым выставкам, участником которых был и В. Каменский, имели представление о зарождении в Италии нового авангардного движения в искусстве, но всегда подчеркивали свою самобытность и первородство. А когда родоначальник футуризма Т. Маринетти в начале1914 года приехал в Россию, чтобы прочитать лекции, встретиться с русскими футуристами, многие из них ответили резким неприятием всего, что проповедовал итальянский гость. Особую непримиримость проявили «гилейцы» В. Хлебников и Б. Лившиц. Во время первой лекции Маринетти в Петербурге они устроили гостю резкую обструкцию. Они выпустили направленную против него листовку – манифест, в которой прозвучали нелицеприятные слова:
«Сегодня иные туземцы и итальянский поселок на Неве из личных соображений припадают к ногам Маринетти, предавая первый шаг российского искусства по пути свободы и чести и склоняют благородную выю Азии под ярмо Европы…
Чужеземец, помни страну, в которую ты пришел…» [4]
Позднее Б. Лившиц в докладе «Мы и Запад» скажет:
«Вряд ли кто-нибудь в России сознает себя больше азиатом, чем люди искусства: для них – Россия – органическая часть Востока, и они это чувствуют всем своим существом».[5]
Под этим высказыванием вполне могла бы стоять и подпись В. Каменского, если вспомнить все, что он написал: стихи, поэмы «Стенька Разин», «Емельян Пугачев», «Иван Болотников», «Ермак Тимофеевич», роман в стихах «Медвежий ров». Во всех этих произведениях кричит, поет и танцует Азия. В каких еще западных творениях вы найдете такую бесшабашную удаль, звенящее слово и тот неповторимый, поистине нутряной говор мятежной Руси, так обогативший его арсенал выразительных средств. Неудивительно, что В. Каменский выступил за обновление, деэстетизацию поэтического языка, за словотворчество, за визуализацию языка, в чем он был поистине первопроходцем. Вполне понятно, что он оказался среди тех молодых литераторов, кто хотел сказать новое слово в искусстве, творить во имя будущего своей страны, которую они мечтали увидеть свободной от всех духовных и социальных пут.
«В русской культуре футуризм стал, прежде всего, мифологией и идеологией созидания искусства будущего, преобразующего жизнь и самого человека,- писала Е. Бобринская.[6]
Русские футуристы, получившие с легкой руки В. Хлебникова название будетляне, призывали молодежь в наступившем веке аэропланов, машин, электричества изменить образ мыслей, всю свою жизнь и пытались создавать произведения в поэзии, живописи, музыке, отвечающие духу нового времени. Они выступали не в салонах и залах библиотек, а на городских улицах и площадях, на пристанях и пароходах – везде, где бурлила жизнь. И надо сказать, что В. Каменский преуспел в этом, как никто другой. Достаточно напомнить, что еще в юные годы В.Каменский участвовал в революционных событиях на Урале в 1905 году, возглавлял в Нижнем Тагиле забастовочный комитет, состоял в партии социалистов – революционеров и полгода отсидел в одиночной камере Николаевской тюрьмы. Тем не менее, В.Каменский не был революционером в обычном значении этого слова. Он был бунтарем и в жизни, и в поэзии.
«Среди пестрого разнообразия поэтических группировок, ориентированных на футуризм, наиболее активной и значительной стала группа «Гилея», образовавшаяся тогда же, в 1910 году. Одним из первых в ее состав вошел Василий Каменский. Тесное содружество с художниками-новаторами, ориентация на последние достижения западного искусства были отличительной чертой будетлян и положили начало кубо-футуризму – уникальному движению, органично объединяющему литературу и живопись, - говорила в своем выступлении в Перми польский литературовед Анна Колачковска. – В исследованиях об авангарде, как зарубежных, так и русских, за гилейцами прочно закрепилась слава единомышленников, стоящих «на глыбе слова «мы». В историю русского авангарда они вошли, наравне с кубофутуристами – живописцами, прежде всего, как разрушители старого мира, взрывающие все ограничения во имя абсолютной свободы, еретики и богоборцы, поэты, прославляющие технический прогресс и насилие. Духовный максимализм и вечная революционность нашли свое своеобразное отражение в мифологии будетлян. Одним из ее основных составляющих принято считать миф солнцеборчества. Образ сбитого солнца неотъемлемо связывается исследователями с пафосом бунта и разрушения. В частности он символизирует победу над эстетикой символизма, уничтожение природного мира, свержение общественного строя, Апокалипсис и возвращение к эпохе первоначального хаоса, и, наконец, убийство и смерть Бога». [7]
Все это можно найти в поэзии, живописи и даже музыке Серебряного века. Но солнцеборчество, прославление войны, как и отрицание писателей – классиков не входили в творческий арсенал поэта. Это отмечали и его друзья – будетляне, в их числе и В. Маяковский. Анна Колачковска считает В. Каменского одной из самых ярких и самобытных фигур русского футуризма:
«Мировоззренческий корпус поэта почти полностью расходится с приведенными здесь общими характеристиками футуризма. В противовес другим будетлянам мысль Каменского направлена не на разрушение, а на утверждение жизни. В этом и раскрывается значение поставленной в эпиграф работы метафоры Гуро (А еще был фонарь в переулке/ Нежданно ясный,/ Неуместно чистый/ как Рождественская звезда). Фигуру Каменского можно считать тем «неуместно-чистым и ясным фонарем» в движении гилейцев, который ломает сложившееся представление о группе и. возможно. по-новому освещает проблему солнцеборческого мифа в эстетике русского футуризма».[8]
Примечательно, что еще ранее к творчеству В. Каменского обращались многие писатели, критики, исследователи. Оценку его творчеству в свое время давали его друзья и соратники В. Маяковский, Р. Ивнев. Н. Евреинов, Б. Корнеев.[9]
В более поздний, советский период нашего государства жизнь и творчество В. Каменского привлекли внимание видного общественного и государственного деятеля А. Луначарского, поэтов Н. Асеева, Б. Слуцкого, писателя В. Шаламова, критика Н. Степанова, первого биографа поэта журналиста С. Гинца и его коллеги А. Никитина, пермского литературоведа, заведующего кафедрой журналистики ПГНИУ В. Абашева.
В 1933 году, когда в Москве, Перми и других городах советской страны широко отмечалось 25-летие творческой деятельности В. Каменского, в газетах и журналах появились аналитические статьи, оценивающие вклад поэта в национальную культуру.
«Корень всей поэзии Каменского – крестьянский корень,- писал критик О. Бескин. – Это чрезвычайно очевидно вскрывается при анализе двух абсолютно характерных для его творчества черт: постоянной приверженности к крестьянской тематике, в большей или в меньшей степени пронизывающей все периоды его творчества, в его пантеизме, ласковом отношении к природе во всех ее проявлениях, в его лисовничестве, в жадном впитывании в себя облика и запаха всего живого ( и в стихах и в прозе). Но это крестьянин – отходник, бурлак, мастеровой»[10]
В другом ключе говорил о своем старшем собрате по искусству Николай Асеев:
«Василий Васильевич Каменский – поэт исключительного темперамента, эмоциональности, многокрасочности языковых средств. Но главное его отличие не в этом. Главное в нем то, что он – не кабинетный слагатель (выделено автором – И.Е.) стихов на радость уединенным любителям поэтических лакомств, а поэт широко раскинувшихся массовых аудиторий, поэт, которого нельзя представить вне этих массовых аудиторий, только в них и проявляющий все качества и оттенки своего дарования.
Сила его импровизации, умение вызвать подъем, бодрость, интерес в аудитории, умение протянуть тысячи нитей от себя до слушающих делают его народным без всякой необходимости официального присвоения ему этого титула. Вне чтения на народе, вне самозажжености поэта и аудитории стихи Каменского зачастую теряют половину своей убедительности, своего блеска именно потому, что они созданы для звучания и для жизни, а не для архивной пыли веков…
Неповторимость и неподражаемость его – именно в густоте и силе этой цветистости, в живых интонациях, неожиданности склада, оттенков народной речи, нестилизованной и неомертвленной, а каждый раз рождающейся заново в его стихе. Этой расплавленностью живой речи отмечены его ритмы, расцвечены его метафоры, все средства его поэтической выразительности, которой он обладает в особой и полной мере и которая свойственна лишь природе массовой поэтической культуры» [11]
Мастерство поэта – оратора отмечали все, кто слушал В. Каменского. И сегодня можно услышать голос поэта в отдельных аудиозаписях, в телевизионном фильме Пермской студии телевидения. В архивах Центрального радио хранятся циклы радиопередач, которые, надеюсь, еще услышат российские слушатели. Известно, что В. Каменский не читал, а пел свои стихи, называя их песнями, а себя песнебойцем. Эту особенность поэзии Каменского отмечал и А. Луначарский:
«Поэты часто говорят о своих «песнях». Но иногда это бывает совсем облыжно, ибо их мнимых песен не только они сами не поют, но и никто петь не может. Стихи же Каменского – подлинные песни, им даже не очень нужно, чтобы кто-нибудь написал для них аккомпанемент или определил их мелодию. Сам поэт произносит их почти как композитор».[12]
Называя свои стихи песнями, поэт ничуть не умалял значение стихов, а действительно пел их на особый музыкальный лад. Как признавался он в своем дневнике, этому надо научиться. В. Каменский прекрасно понимал, что поэтическое слово должно исполняться, звучать, декламироваться, петься. Это было неповторимое и неподражаемое качество его поэзии, что некоторыми исследователями ставится ему в упрек. А вот названия его некоторых поэтических сборников: «Девушки босиком», «Звучаль веснеянки», « Цувамма», «Сарынь на кичку». Разве не слышна здесь мелодия слов?
Далее в своей статье А. Луначарский подчеркнул гражданскую позицию поэта:
«При всяком взмахе революции – и в 1905 и в 1917 г – Каменский был с ней. Он был из тех, которые сразу перешли на сторону Октября и сразу поступили к нему на службу». Ленину нравилась поэзия В.Каменского, и при встрече на одном из митингов Ленин поздоровался с поэтом:
«Здравствуйте, середнячок!» Сказал и прошел мимо…
Весь вечер Каменский был не в духе. Но ему повезло. При разборе шапок опять встретился с вождем и бросился к нему:
«Владимир Ильич, как же это вы? За что же это вы? Что же я за середняк? Разве я застрял между меньшевиками и большевиками? Или вы думаете, что я болтаюсь между революционерами и обывателями? Я человек твердых убеждений, я советский человек, я – бунтарь, я подлинный левый. Мне хочется, чтобы вы никогда не сомневались в этом».[13]
Да, В. Каменский был и подлинным левым, и советским человеком, и не готовил себя в эмигранты. Он с огромным интересом наблюдал разительные перемены, которые происходили не только в столицах, но и в уральской глубинке, где он жил и работал, по мере сил участвуя в переустройстве сельской жизни. Все это нашло отражение в новых стихах, в сборнике рассказов «Лето на Каменке», новых пьесах. Для полной ясности скажем, что уезжать из страны, бежать от большевиков он не собирался. Он оставался со своей страной, переболел всем, чем болела страна и, уже безнадежно больной, умирал с улыбкой на губах.
Но при всем при этом Каменский оставался бунтарем, был верен футуристическому братству. И уже через год после прихода к власти большевиков В. Каменский вместе с Д. Бурлюком и В. Маяковским подписывают «Манифест Летучей федерации футуристов»:
« … Мы пролетарии искусств – зовем пролетариев фабрик и земель к третьей бескровной, но жестокой революции, революции духа.
Требуем признать:
1 Отделение искусства от государства.
Уничтожение покровительства привилегий и контроля в области искусства. Долой дипломы званий, официальные посты и чины.
2. Передачу всех материальных средств искусства: театров, капелл, выставочных помещений и зданий академии и художественных школ – в руки самих мастеров искусства для равноправного пользования ими всего народа искусства.
3. Всеобщее художественное образование, ибо мы верим, что основы грядущего свободного искусства могут выйти только из недр демократической России, до сего времени лишь алкавшей хлеба и искусства.
4. Немедленная, наряду с продовольственными, реквизиция всех под спудом лежащих эстетических запасов для справедливого и равномерного пользования всей России.
Да здравствует третья Революция, Революция Духа!»[14]
Этому документу почти сто лет, но и сегодня требования будетлян звучат весьма актуально. Революция Духа еще впереди!
Как известно, литературные и художественные группы и объединения русских футуристов начали распадаться с середины десятых годов прошлого века. Подводя краткий итог тому, что было сделано ими за несколько предыдущих лет, В. Маяковский писал:
«… Сегодня все футуристы. Народ футурист.
Футуризм мертвой хваткой ВЗЯЛ Россию.
Не видя футуризма перед собой и не умея заглянуть в себя, вы закричали о смерти. Да! Футуризм умер как особенная группа, но во всех вас он разлит наводнением».[15]
Смелый, один из самых радикальных документов, принятых русскими футуристами «Манифест Летучей федерации футуристов», показал, что футуризм в России жив, что он пустил глубокие корни. Но пришло другое время.
Появление «Декларации…» имело резонанс. Она по-разному была встречена в культурной среде: Революция Духа в новой России нравилась далеко не всем. Авторы получали отпор и справа, и слева, что в последующем самым печальным образом отражалось и на их литературной работе. Д. Бурлюк практически сразу уехал в эмиграцию и не смог вернуться на Родину. А В. Маяковский и В. Каменский продолжали работать, не отказываясь от своих художественных принципов, что оборачивалось их противостоянием различным литературным группам.
В 1922 году В. Каменский печатает в журнале «ЛЕФ» стихотворение «Жонглер».
Это стихотворение, наверное, очень отвечало его давнему девизу: «Поэзия – праздник бракосочетания слов». Автора «Жонглера» раскритиковали, после чего В. Каменский перестал сотрудничать в «ЛЕФе». Много позже Н. Степанов, автор вступительной статьи и составитель сборника «Василий Каменский. Стихотворения и поэмы» , охарактеризовал стихотворение «Жонглер», как дань «зауми»[16]
Однако с такой оценкой трудно согласиться. Мне ближе другая точка зрения, высказанная писателем В. Шаламовым:
«Жонглер»---- был стихотворением принципиальным, потому что в нем было дано практическое решение возможности создания стихотворения с помощью одного ритма без слов. Без слов с помощью одной только интонации впервые в русской лирике создаются бесспорные стихи. Интонация есть, а слов нет – вот что такое «Жонглер». Многолетние попытки Алексея Крученых взорвать русское стихосложение с помощью всевозможных «Дыр булл шил» (так в оригинале – И.Е.) не имели успеха. А «Жонглер» имел успех колоссальный… «Жонглер» пользовался успехом и потому, что Каменский был исключительно хороший чтец. Асеев покривил душой, когда сказал, что у Каменского слишком много держалось на чтении. «Жонглер» был очень большой находкой, принципиальной удачей целого ряда экспериментаторов левого фланга, завершением целого ряда споров о сути «божественного ремесла»…
Каменскому обеспечено место в истории русской поэзии и русской лирики, где он занимает наряду с Маяковским самое первое место». [17]
Приход советской власти в России В.Каменский и его соратники воспринимали, как победу всех демократических сил страны. Они много сделали, чтобы разрушить старый мир, и очень надеялись, что их авангардное искусство (поэзия, живопись, музыка) будут востребованы новой властью. Им казалось, что мечты их сбываются. В. Каменского избирают первым председателем Российского союза поэтов, депутатом Моссовета. Он разъезжает по многим городам страны, выступает со стихами, лекциями в массовых аудиториях, встречается с режиссерами и артистами во многих театрах, где ставили его знаменитую пьесу «Стенька Разин».
В 1919 году он становится культработником Военной инспекции Красной Армии и Ввыезжает на Южный фронт. Здесь он был захвачен белыми и , как «страшный большевик», засажен в белогвардейскую тюрьму. Его вызволили красноармейцы. Вернувшись в Москву, он по заданию Военной инспекции привлекает своего земляка и родственника, замечательного художника П. Субботина–Пермяка для оформления Москвы к первой годовщине Красной Армии. Сам В. Каменский не имел профессионального художественного образования, но как художник-любитель он рисовал всю жизнь. По приглашению художников – авангардистов он экспонировался на выставках «Импрессионисты», «Бубновый туз». А на выставке группы М. Ларионова, получившей название «№ 4 (футуристы, лучисты и примитивисты) В. Каменский представил одиннадцать (!) «Железобетонных поэм» (июнь1914 г.). Но впервые его «Железобетонные поэмы» появились в марте того же года в издании «Футуристы. Первый журнал русских футуристов». Здесь руку приложил вездесущий Давид Бурлюк, Отец Русского Футуризма, имевший уникальное чутье на талантливых людей. Через многие годы, будучи в эмиграции, он вспомнит в автобиографических записках:
«Мной были изданы: «Садок судей», «Дохлая луна» - первый и второй томы (так!) и многие другие книги. Я был первым издателем Васи Каменского, Вел. Хлебникова, Владимира Маяковского, Бенедикта Лившица, что всегда является моей гордостью «до слез»!»[18]
Не зря В. Каменский называл Д. Бурлюка «фельдмаршалом русского футуризма», а В. Маяковский – «прекрасным Бурлюком». Следует заметить, что первым из литераторов, который увидел стихи Вепемира Хлебникова и напечатал их в альманахе «Весна», был Василий Каменский. Позже В. Маяковский и другие будетляне назовут его своим учителем в поэзии и королем поэтов. Только за это В. Каменскому давно надо поставить памятник в родном Пермском крае на самом высоком берегу Камы.
В. Каменский представлял «Железобетонные поэмы», как графически – словесное творчество - «Первая миру книга поэзии». И здесь же впервые сформулировал свое творческое кредо: «Поэзия – праздник бракосочетания слов» Новые произведения вызвали град критики в прессе, но оставили заметный след и в творчестве автора, и во всей литературе авангардного направления.
«Пальма первенства в истории русской печатной футуристической книги по праву принадлежит знаменитой пятиугольной книжке Василия Каменского «Танго с коровами», писал Владимир Поляков. – Помещенные в ней «железобетонные» поэмы представили собой качественно новую форму поэтического творчества. Совершенно необычным оказалось уже само их название. Пытаясь разгадать его, С. Комптон остроумно подметила связь между структурой материала, название которого использовано поэтом, и «ячеистой» формой его пятиугольных поэм. Однако известно, что сам Каменский называл «железобетонными» все поэмы, включенные в сборник, в том числе и те, которые не
имели «ячеистой» структуры. Поэтому более точным кажется предположение Ю.А. Молока о том, что Каменский использовал этот термин «по принципу «чужого» слова, как антипод лирического, романтического словаря поэзии» [19]
Осталось поразмышлять, какое место занимали они в арсенале его языковых средств, какую сверхзадачу ставил и решал сам поэт. Анатолий Стригалев называет поэта провозгласителем «Единого Искусства Синтеза», считавшим, что у поэзии, живописи музыки путь один»[20]
М. Поляков отмечал другую сторону творческого опыта создания «железобетонных поэм»:
«Этот блестящий эксперимент имел принципиальное значение в формировании поэтики русских футуристов»[21]
В наши дни Пермский краеведческий музей предоставил возможность современному читателю познакомиться с творчеством В. Каменского и его «железобетонными поэмами», издав превосходный иллюстрированный «Ежедневник поэта». А самые дотошные читатели могут принять участие в «чтении» поэм в Доме – музее поэта в селе Троица. Такие традиционные ежегодные праздники проводятся в Троице ежегодно, привлекая большое число туристов не только Пермского края, но и других регионов России.
Каждая его «железобетонная» поэма – настоящий ребус, загадка, требующая от читателя большой фантазии и воображения, чтобы понять, осмыслить, включая оба полушария мозга. Но поэт не остановился на первых опытах, а продолжал создавать свои поэмы. Они удивляли его друзей, веселили публику, вызывая отторжение у большинства критиков. Ох, уж как они донимали В.Каменского и его друзей – будетлян. Он язвительно называл их «крытиками». Наконец, его прорвало, и он обратился с открытым письмом «О гонении на молодость. К С. Яблоновскому, В. Дорошевичу,, А.Измайлову и другим старым литераторам»:
«Всей своей раскаленной молодостью, во весь без берегов океанский размах своей души, от глубин огня сердца своего – я спрашиваю Вас, старых литераторов, спрашиваю, как поэт, просто, ясно ,сердечно, по товарищески, как уразуметь, как объяснить, как оправдать Ваше злое отрицательное отношение к нам – молодым, ярким, ищущим, мятущимся, вольным.
Как понять Ваше презрение к молодости?
Ведь все, что творилось в жизни великого – творилось молодостью.
Ведь все, что расцветало – расцветал весной…
И вот я предлагаю Вам – тем, кто больше всех ругали нас – футуристов, за вольное творчество – не только перестать ругать нас, а определенно, решительно отнестись к нам с доверием и глубоким уважением, как – к достойным, истинным поэтам – пророкам отечества своего…». [22]
Мне трудно сказать, вразумил ли он своим эмоциональным обращением старых литературных мастеров, но творческая, поистине новаторская работа в эти годы проходила особенно бурно.
Весть о начале войны с Германией застает его на Урале, в его любимом «гнезде» - Каменке. Он видит, как уральская деревня провожает мужиков на фронт. Из столиц приходят вести, что на военную службу мобилизованы В.Маяковский. Б. Лифшиц и другие будетляне. А В. Каменский принимается осуществить свою заветную мечту, написать роман о своем любимом герое Стеньке Разине. Атаман понизовой вольницы жил в его сердце с детских лет. Его стихотворение о понизовой вольнице «Сарынь на кичку!» родилось в самом начале десятых годов и быстро стало очень популярным. И сам поэт, и его друзья читали стихотворение едва ли не на каждой встрече с жителями многих городов России. И теперь, в суровую годину войны, когда все общество социально расслоилось, когда коррупция и казнокрадство захлестнули страну, а царское самодержавие утратило ореол непогрешимости, поэт решил, что пора снова вспомнить о Разине. Несмотря на патриотический угар, захлестнувший журналы и газеты, В. Каменский и его друзья чувствовали и даже предсказывали начало социальных потрясений в обществе. Все говорило о том, что царизм в России был обречен.И это, а также поддержка Д. Бурлюка и В. Хлебникова воодушевляли В. Каменского в его работе над книгой. К концу 1915 года роман «Стенька Разин» был почти готов. Открывался он кратким, но выразительным посвящением «Великому народу русскому - его матерый сын». Предисловие автора заканчивалось словами:
«Я чую, я верю, я жду – скоро грянет победный час – и совершится великое чудо: богатырский Русский Народ, пасхальнозвонными, семицветными радугами раскинет свои вольные дни по Русской Земле и сотворит жизнь, полную невиданно неслыханных чудес.
Я жду и готовлюсь»[23]
Книга была издана в Москве и быстро разошлась. А когда автор решил повторить издание, цензура запретила. В журналах и газетах появились первые отклики на книгу. Отдельные критики потребовали для автора участи атамана Разина. Но В.Каменский чувствует себя уверенно, образно говоря, он ловит ветер и слышит время, и работает с утроенной энергией. Одна за другой выходят его новые книги - сборники стихов «Девушки босиком», «Звучаль веснеянки» и, наконец, первая автобиографическая книга «Его – Моя биография Великого Футуриста». Можно сказать, что это была пора высшего духовного подъема поэта, вызванного революционными событиями и социальными переменами в жизни российского государства. Что же хотел сказать своим читателям автор второй своей прозаической книги? Как увидим, он не отказался от привычной роли глашатая толпы, пытаясь достучаться до каждого человека: друзей – писателей, юношей и девушек, видимых чудаков и невидимых читателей:
«Гениальность этой книги не только в ее сущности и неожиданности, а в том, что книгой – биографией я хочу спасти временно книгу, как официальную форму творческого сообщенья с Вами, хочу показать Живой Смысл напечатанного Слова, хочу убедить Вас по иному взглянуть на книгу и даже невзглянуть, а остро пронзиться счастливыми лучами восходящего Чуда: Книга перестала быть мертвой, Книга встрепенулась, засветилась. Книга поет, зовет, волнует. Книга шелестит крыльями своих страниц, образуя вихрь мыслей, слов, идей, возможностей»[24]
Как отмечал В. Шаламов в статье о В. Каменском, книга имела сенсационный успех. Тем не менее, она ни разу не переиздавалась в течение почти столетия. И мне лишь остается, дорогой мой современник, читатель ХХ1 века, попросить тебя взять в руки эту книгу и почувствовать ее живой пульс.
В 1931 году В. Каменский издаст вторую автобиографическую книгу – «Путь энтузиаста», которая завершалась строками:
« С приходом Октября роль футуризма как литературного течения кончилась – это было ясно. Отныне все переиначилось. Паровоз ленинского напора неотступно двигался к намеченной цели.
Все мы, вкопанные шпалы,
Держим рельсы на груди.
Да здравствует новая жизнь.
На этом кончаю первую часть труда.
Путь энтузиаста продолжается»[xxv]
Интересно, что хронологически события и в первой, и во второй книге охватывают практически один и тот же период. За исключением последних трех глав в «Пути энтузиаста», где он рассказывает о своей работе после прихода к власти большевиков. Тогда В.Каменскому, как и его друзьям по левому фронту искусств, казалось, что праздник пришел на их улицу, что теперь им дано право осуществлять диктатуру в области культурного строительства. Но претендентов на лидерство оказалось так много, что новая власть сама взялась наводить порядок и в культуре. И для будетлян началась нешуточная борьба за место под солнцем. Не поэтому ли не состоялась обещанная вторая часть труда? Но была написана и вышла в свет в 1940 году книга В. Каменского «Жизнь с Маяковским». И здесь рассказ о своем друге и соратнике Владимире Маяковском автор буквально обрывает 1918 годом. Словно какое - то непреодолимое табу не давало ему продолжить повествование об их совместной работе в двадцатые годы. Он многое мог бы рассказать о своем лучшем друге, Но этот рассказ был бы слишком грустным. Рукопись книги «Жизнь с Маяковским» прочитали многие поэты, критики, редакторы. По существу это была цензура, после которой автору пришлось сделать существенные сокращения. А если бы В. Каменский попытался разворошить литературный «муравейник», который существовал в обеих столицах в приснопамятные двадцатые годы, книга могла и не увидеть свет. В авторской редакции книга была издана в Перми только в 2014 году
Но вернемся к первой автобиографической книге поэта, когда автора не стесняли рогатки цензуры, и он мог выразить все, что пожелала его душа.
«Возможно, что это один из наиболее характерных образцов футуристической прозы, - отмечал критик М. Поляков. - В повествовании переплетаются документы, теоретические рассуждения, лирические пейзажи, подлинные биографические данные и прихотливая их авторская интерпретация»[26]
В. Каменский пишет, что в его душе самое дорогое, чистое, сокровенное было связано с пристанью на Каме, с Камнем, как называли в старину Урал, с Каменкой, с родной Пермью, где и сегодня трудно найти на прилавках книжных магазинов его стихи или прозу, если даже хорошо поискать. А ведь мы, пермяки, в большом долгу перед его светлой памятью Размер этого предисловия не позволяет мне рассказать о его наиболее романтическом увлечении авиацией. Когда вы придете в Пермский авиационный музей, его директор Галина Олеговна Смагина, наша отважная летчица и рекордсменка мира, освоившая вождение восьми типов воздушных кораблей, расскажет вам, кем был для нее и ее братьев по небу Василий Каменский. Да, он не из первых русских летчиков. Но он был первым, кто полетел в небо за своими песнями, кто окрылил пермяков и Пермь, которая стала мощным промышленным центром отечественной авиации и космонавтики.
В.Каменский никогда не отрывался от уральской земли, хотя объездил всю Россию и европейские города. Он здесь черпал и свое поэтическое вдохновение, и уральский говор, и мелодии речных и лесных просторов, которые звучали в его стихах и прозе. Непостижимо, как этот поэт, прозаик и художник во всех значениях этого многоликого слова до сих пор остается на задворках культурной Перми. Здесь можно привести много объяснений, но оправдания этому нет.
Одно из объяснений состоит в том, что в период становления советской власти на ее призыв к мастерам культуры к сотрудничеству откликнулись немногие. Большая часть известных поэтов, писателей, художников и музыкантов оказались в эмиграции. А идеологам «литературы факта» и сонму пролетарских писателей авангардное искусство было не ко двору и даже очень мешало. После отъезда, Д. Бурлюка, ухода из жизни В. Хлебникова, В. Маяковского В. Каменский оставался одним из «последних могикан», популярным поэтом и драматургом, всегда имевшим широкую читательскую аудиторию, сохранившим свои творческие позиции будетлянина. В.Каменский был патриотом уральской земли, всей Страны Советов, радовался успехам и переменам, которые происходили в городе и на селе, посвящал этому свои новые произведения. Одним словом, поэт продолжал бурлить, творить и оставаться «непромокаемым энтузиастом».
Когда исполнилось 25 лет его творческой деятельности, был создан Общественный оргкомитет под председательством А.В. Луначарского для чествования юбиляра. Оно проходило в Москве в Большом зале консерватории . Собрался весь цвет московской интеллигенции. На сцену поднялся знаменитый тенор И. Козловский и, обращаясь к В.Каменскому, коленопреклоненно спел «Сейте разумное…» и вручил юбиляру четверть вина с надписью «Из нотной библиотеки И.С. Козловского»…
Накануне праздника юбиляр написал письмо заместителю председателя юбилейного комитета, народному артисту республики Л.В. Собинову, в котором есть такие строки:
«Мне лично юбилей нужен для того, чтобы на лобном месте общественного внимания заявить во всеуслышание, что я жив-здоров (назло врагам!) до такой творческой степени напряженья, что еще только собираюсь, вооруженный мастерством поэта, дать (хоть сейчас), монументальные вещи, которые лежат ненапечатанными, хотя и читаются в рабочих клубах мастерами чтения и передаются по радио, как произведенья актуального значенья.
Я рвусь быть услышанным до конца, но мне не дают слова… Судите сами: за мои 15 лет работы Госиздат не издал ни единой моей книги ( подчеркнуто В. Каменским – И.Е), оставив меня в тайге обещаний… И это не «непризнанье», а простое безобразие, за которое никто не отвечает. А я говорю Вам об этом лишь для того, чтобы Вы знали, как нестерпимо труден был весь мой двадцатипятилетний путь мастера-новатора, путь борца за новое искусство».[27]
Не случайно, что именно в те дни со страниц «Известий» А. В. Луначарский задает тревожный вопрос:
«Каменского любят, его слушают, читают… Но достаточно ли он оценен? Достаточно ли понято, какого веселого, талантливого, яркого, громозвучного друга-певца имеет в нем наша страна, какого даровитого, бодрого, вдаль зовущего песельника перед рядами нашей общетрудовой армии имеет она в этом своем сыне?»[28]
Только сегодня мы можем понять и оценить то беспокойство, которое прозвучало у автора статьи. Каменскому и следующую четверть века, до конца жизни придется пробиваться «сквозь тернии к звездам», не зная передышки, перенося неимоверные моральные и физические страдания. Уже через год после юбилея, который широко отмечался и в Перми, в конце августа 1934 года в Москве проходил первый съезд советских писателей. Пермский писатель и краевед Владимир Гладышев, многие годы исследующий жизнь и творчество поэта, рассказал о том, почему в списке делегатов не было В. Каменского:
«В тот период, в преддверии первого съезда Союза советских писателей, на Урал приехала бригада московских литераторов, возглавляемая тов. Ермиловым, критиком, представлявшим оргкомитет по подготовке к съезду. Одновременно проходили выборы делегатов. Сначала в Свердловске, а затем в Перми. Ермилов выступил с докладом перед участниками писательских конференций, после чего резолюция появилась на странице газеты «Звезда». И нигде: ни на конференции, ни в газете – имя Каменского не упоминалось. Не было его и в списках делегатов.
Глубоко задетый за живое, поэт отреагировал на ермиловский демарш письмом на имя Н.И.Бухарина:
«Дорогой Николай Иванович!
Я нисколько не сомневаюсь в том. Что Ваше будущее слово о сов. литературе будет великолепным словом исторического (значения), как не сомневаюсь и в том, что обо мне, как писателе, вероятно, ничего сказано не будет.
По просьбе т. Ермилова в пермской газете «Звезда» была напечатана большая резолюция по докладу Ермилова, где говорится, что на Урале до Окт. Революции знали только двух писателей – Мамина – Сибиряка и Решетникова, а что-де после революции этих писателей стало двадцать. И все фамилии их перечислены, но «герострат» Ермилов мое имя сжег до конца, замолчал меня насмерть и свернулся в Москву…
Понятно, что особенно горячо реагировала Пермь, ибо Пермь еще за 10 лет до Окт. Революции, любила меня как поэта, как первого летчика-авиатора (1910-й год), как автора поэмы «Степан Разин» (1912-й год), как лектора по революционной литературе.
Ко мне, в дер. Троица, где я живу (это около Перми) на днях прибыла делегация молодых литераторов, чтобы выразить возмущение по поводу ермиловского выступления как «представления» совершенно дикого поступка по отношению ко мне»[29]
Попытка В.Ермилова «замолчать» В.Каменского, на мой взгляд, и была первой волной репрессий в отношении поэта: один из предводителей РАПА не мог не знать В. Каменского. Просто он не хотел знать футуриста В. Каменского, друга В. Маяковского, Вс. Мейерхольда. Это выглядело явным сведением счетов.
В годы репрессий участились нападки на Каменского и в самой Троице, где в тридцатые годы он был кумиром сельского населения. В его честь были названы местный колхоз, школа, клуб. По Каме и Волге ходил пароход «Василий Каменский». А вот когда на одном из собраний Троицкой парторганизации В. Каменского, который не был членом партии, а только сочувствующим, обвинили в связи с троцкистами, отношение к нему резко изменилось. Вызывали поэта и в местное отделение народного комиссариата внутренних дел, видимо, хорошо проработали. Вернулся он оттуда очень молчаливым.
Сейчас трудно сказать, что спасло поэта от дальнейшего преследования: награждение в числе других писателей орденом «Знак Почета» (1939 год) заступничество «сверху» или коварная болезнь ног, которая привела к их ампутации. В эти годы он реже выезжал из Троицы, меньше выступал, меньше принимал гостей. Спасала только работа. В годы войны он написал поэму «Партизаны», либретто оперы М. Коваля «Емельян Пугачев», драматическую поэму и на ее основе либретто новой оперы «Ермак Тимофеевич». Венцом этой духовной, поистине героической работы на пределе физических сил стало награждение поэта в 1944 году (год его 60-летия!) орденом Трудового Красного Знамени. В переписке со своими друзьями и близкими поэт сам рассказал, как он работал в последние годы, чего ему стоила каждая новая строка. Письма, дневники поэта опубликованы в Перми и доступны даже рядовому читателю. И вот после этого его земляк, писатель нового поколения А.Иванов ничтоже сумняшеся вынес ему приговор:
«Каменский – миф Перми… А реальный Каменский десятилетиями гнил заживо в своей Троице, когда остался без энергетической подпитки и увидел себя трезво: без таланта, без шумных друзей, без свободы, без семьи. Он уже давно не барахтался в полынье, а безвозвратно утонул». [30]
Такие измышления не имеют ничего общего с истиной, но вредны тем, что гасят интерес к творчеству и личности поэта.
А творчество, жизнь и судьба В. Каменского по-прежнему привлекают пристальное внимание собратьев по перу, литературоведов и просто читателей. Оценка его творчества весьма неоднозначна. В 2000 году в Перми вышла в свет книга литературоведа, профессора Пермского государственного научно-исследовательского университета Владимира Абашева «Пермь как текст (Пермь в русской культуре и литературе ХХ века)». В этом интересном исследовании есть глава «Василий Каменский. Пермский текст и проблема авторской идентичности». Подчеркивая роль Каменского, как культурного героя пермского текста, автор пишет:
«Литературная репутация Каменского зиждилась отнюдь не на литературном качестве созданных им произведений. Как литератор он был всего лишь одаренным дилетантом, что совсем не исключало отдельных художественных удач, о которых мы говорили…
Во всяком случае, очевидно, что Каменский не «поэт» в том смысле, в каком «поэтами» мы называем Маяковского, Хлебникова, Северянина или даже Крученых, и поэтому бесперспективно искать генеративные структуры его воображения в собственных стихах. Его стихи глубоко вторичны в том смысле, что они лишь производны от автобиографического дискурса, образующего главное речевое тело творчества Каменского, в котором и реализуется центр его творческой активности. Стихи ему подчинены. Это спонтанные записи на полях его автобиографической прозы. Именно автобиографическая проза образует подлинный центр литературного наследия».[31]
С этим выводом трудно согласиться. Да, автобиографические книги В. Каменского заслуживают внимания не только литературоведов, но и широкого читателя. Его книги «Его – Моя биография Великого Футуриста», «Путь энтузиаста». «Жизнь с Маяковским» - увлекательное чтение. Но и поэзия В. Каменского, на наш взгляд. – самобытная, неповторимая страница русской культуры первых десятилетий прошлого века. Достаточно взять в руки любой сборник стихотворений и поэм Василия Каменского и прочитать хотя бы эти чеканные строки:
Черная чертова ночь
Багровеет окровавленным заревом.
Дымно. Ой, горячо!
Ой!
Ишь, во всю силушку-мочь
Жарит жарное жарево
сам Пугачев…
Неужели это просто запись на полях автобиографической книги? И разве справедливо отказывать поэту в богоданном даре, который признавали в нем Н. Гумилев, В. Маяковский, Б. Слуцкий. С. Васильев и другие.
Главу о Каменском В. Абашев заканчивает словами:
«Каменский первым программно сделал пермский текст основой персональной автоидентичности, ощутив свою личную связь с Камой, Камнем, как онтологию собственной жизни… Непреходящая заслуга Каменского в локальном контексте состоит в том, что вслед за Уралом он ввел в топику русской культуры Каму и Пермь как самостоятельные поэтические реальности.
Другой важнейший аспект отношений Каменского с его локусом рождения состоял в том, что он первый сопоставил свою жизнь с Пермью как личностью и сюжет своего соперничества с городом сделал сюжетом творчества. В этом смысле Виталий Кальпиди и поэты 1980-х годов пошли по пути, проложенному Каменским.
Однако в советскую эпоху наследие Каменского в целом было освоено поверхностно. Советская культура оказалась невосприимчивой к глубинным аспектам его личностных и персонализированных отношений с родным краем, ограничившись внешним культом его имени».[32]
В статье В. Абашева меня привлекла его мысль, что В. Каменский изображал свою жизнь в терминах и символах перманентной смерти – воскресения и постоянного возврата к своим юности, детству. Об этих воскрешениях (падение с балкона в детстве, уход из городской жизни, новая страница в биографии после падении с аэроплана) вы прочитаете в книге. Возвращая современному читателю первую автобиографическую книгу В. Каменского, мы воскрешаем интерес и к самому легендарному уральцу, и к его творчеству.
« Я всегда готов на каторгу за спасенье Поэта, - написал он на одной из первых страниц.
Голубится голубь веющий
Над моей избой
Благослови Аминь алеющий –
Святой разбой.
Он мне написал эту молитву и я понял ее по своему. Во имя Истины я совершил ряд святых разбоев и в моей душе нет капли раскаяния, напротив – я горд за Молодость, за смелость, за жест решенья, за Него, за счастье быть названным друзьями:
- Святой разбойник».[33]
Не знаю, святым или не очень святым разбойником был наш земляк: время все расставит по местам. Но имя Василия Каменского навсегда вписано в историю русской культуры Серебряного века и мирового авангардного течения в литературе и живописи. И. Бродский говорил, что поэзия - это видовая мечта человечества. В. Каменский говорил стихами, пел стихами и жил стихами:
Урал! Урал!
Вот скажешь это слово -
Как будто праздником
Оденешь жизнь свою,
И хочется запеть и снова
Петь. И вот пою, пою,
Как птица.
И не могу не петь.
И так все годы -
Напролет полвека.
Вспомним, как часто критиковали В. Каменского: стихи декларативны, проза слабая, а пьесы требуют отделки. Ну, что тут поделаешь, если он был величайшим экспериментатором в каждой своей книге, в каждом произведении. Вся жизнь его была непрерывным экспериментом, который вряд ли кому удастся повторить. Обращаясь к поэзии, он в каждой букве видел вселенную и пытался прокатиться по ней, как по Млечному пути. Правда, он умел хорошо делать и другое: охотиться, ходить с рогатиной на медведя или слушать лесных птиц, ловить щук, растить цветы, летать на аэроплане и готовиться к полету на Луну, любить женщин и прощать ближних. Не зря он носил имя будетлянин – человек, который еще будет. Потому и назвали его сегодня Человеком Эпохи Возрождения. Он просыпается в каждом из нас: в пермском арт-художнике Александре Жуневе, который вынес свое искусство на улицы Перми. Москвы и других городов, в каждом летчике, в юном создании, впервые взявшему в руки перо или кисть….
Стихи В. Каменского, его легендарная биография близки творческой молодежи наших дней. Его лучшие произведения остаются неисчерпаемой поэтической лабораторией для многих юных пермяков, прошедших школу поэтического мастерства в литературном объединении «Тропа», в творческом коллективе гимназии № 4 имени братьев Каменских. Юные поэты постоянно выезжают в Троицу, в Дом – музей В. Каменского, участвуют во всех литературных праздниках, снялись в документальном фильме «Берег Каменского». В Сылвенском поселении много лет работает поэтическое объединение « Край малахитовый». Стихи его участников звучат на всех литературных вечерах. В 2015 году Дом – музей В.В. Каменского посетили более пяти тысяч россиян
Молодежным литературным объединением «Тропа» больше двадцати лет руководит известны. в России поэт Федор Востриков, посвятивший В.Каменскому проникновенные строки:
…Не стал поэт лихим изгоем –
Он выжил в злые времена.
И приняла в свои покои
Его стихийная страна.
Поныне он стихами вьюжит,
Тайгой уральскою дыша.
Над Камой чайкой снежной кружит
Его мятежная душа.
Сбываются слова В. Маяковского, что футуризм, как стратегическое направление в искусстве, разольется по стране наводнением.
В 2009 году в Москве, в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина состоялась прекрасная выставка «Футуризм – радикальная революция. Италия – Россия. К 100-летию художественного движения». Открывая выставку, доктор искусствоведения, ведущий телепрограмму «Культурная революция», М. Швыдкой сказал:
«Я рад приветствовать открытие в Москве такой знаковой выставки. Этот проект посвящен столетию публикации первого манифеста футуризма. Одного из самых смелых и решительных направлений в искусстве ХХ столетия. Своей «открытостью», устремленностью в будущее футуризм определил место искусства в современном социуме. Преодолев границы догматических канонов, эти художники смело вторгались во все сферы деятельности человека, выражая стремительный дух ХХ века. Во многом благодаря их дерзкому вызову и появился тот сложный многополярный феномен, который мы называем «современным искусством».[xxxiv]
Отдавая должное первопроходцам, М. Швыдкой говорил и о Василии Каменском
Так что дерзайте, юные поэты. художники, музыканты – настоящие и будущие композиторы стихии. Так жил и творил Василий Каменский. И все это вы прочитаете в книге « Его – Моя биография Великого Футуриста». Она выходит в авторской редакции принтерном исполнении.
Иван Ежиков
При перепечатке рукописи нужно обязательно сделать примечание: книга печатается с сохранением авторского стиля, без каких –либо изменений в орфографии и синтаксизе текста.
[1] Каменский В. Его – Моя биография Великого футуриста».Типография Т.М. Дортман.М. 1918. С. 152,153.
[2] РГАЛИ, ф.1497,д.168,лл.8.8/1.
[2] Маринетти. Первый манифест футуризма. Сб. « Футуризм. Радикальная революция. Италия – Россия». Изд-во «Красная площадь». М. 2008. С.31
[4] Футуризм. Радикальная революция. Италия –Россия», с. 180.
[5] Там же,с.183
[6] Футуризм. Радикальная революция. Италия –Россия», с.144.
[7] Колачковска А. «Чурлю – журль» - поэтика солнечного языка Василия Каменского и лучистские композиции Михаила Ларионова (к вопросу о мотиве солнцеборчества в мифологии русского авангарда). Материалы научно-практической конференции «В.В.Каменский в культурном пространстве ХХ века» Пермь. 2006. С.14,15.
[8] Там же. С.16.
[9] Об этом можно прочитать в книге автора этих строк «Неизвестный Каменский. По страницам дневников и писем поэта» (Пермь, 2011)
[10] Бескин О.«Критически – дружески, а не «юбилейно» о поэтическом творчестве В.В. Каменского". //Литературная газета – 1933 – 29 марта.
[11] Асеев Н. Поэт живой речи. // Вечерняя Москва,- 1933 – 24 марта.
[12] Луначарский А. Каменский В.В. К 25-летию литературной деятельности. // «Известия»- 1933 - 26 марта.
[13] Там же.
[14] Манифест Летучей федерации футуристов.// Сб..«Русский футуризм». Полиграф. Санкт – Петербург. 2009. С.103.104
[15] Маяковский В. Капля дегтя. «Речь, которая будет произнесена при первом удобном случае» // Сб.«Русский футуризм». Полиграф. Санкт – Петербург. 2009. С.101
[16] Степанов Н. Василий Каменский. // Сб. «Василий Каменский. Стихотворения и поэмы». М.- Л. «Советский писатель». 1966. С. 41.
[17] Шаламов В. Т. Собр. Соч. в 6 т.Т.5: Эссе и заметки. Записные книжки 1954 -1979.- М.,2005. С. 211 -223.
[18] Бурлюк Д. Лестница лет моих. Автобиографический конспект Отца Российского Футуризма Давида Бурлюка. М. Арт студия «Статус Дизайн». 2009. С. 17.
[19] Поляков М. Футуристическая книга. // Сб. « Футуризм. Радикальная революция. Италия – Россия». Изд-во «Красная площадь». М. 2008. С.194.
[20] Стригалев А.Картины, «стихокартины» и «железобетонные поэмы» Василия Каменского // «Вопросы искусствознания. М.1995. № 1-2/95. С.509.
[21] Поляков М. Василий Каменский и русский футуризм.// цит. по книге: «Василий Каменский. Составление и статья М.Я. Полякова. М.,»Книга». 1990. С.579.
[22] Каменский В. О гонении на молодость. //Журнал журналов. № 2. -1915 -С.17
[23] Василий Каменский. Сб. стихотворений и прозы. М. «Книга».!990. с.6.
[24] Каменский В. Его – Моя биография Великого футуриста».Типография Т.М. Дортман.М. 1918. С.9.
[25] Каменский В. Путь энтузиаста. Пермь Изд-во «Пушка».2011. С. 231ё
[26] Поляков М. Василий Каменский и русский футуризм. Цит. по книге «Василий Каменский. М. «Книга».1990.с. 588.
[27] Ежиков И. Из «архивов бытия» // Вечерняя Пермь. -1984 – 10 апр.
[28] А. Луначарский.. Каменский В.В. К 25-летию литературной деятельности. «Известия». -1933 - 26 марта.
[29] ГладышевВ. «Меня «замолчали» насмерть…». // Российская газета.- 2002 – 6 сент.
[30] Иванов А. Гладиаторы быта. // «Новый компаньон». – 2005 – 9 июля
[31] Абашев В. Василий Каменский. Пермский текст и проблема авторской идентичности. // Пермь как текст. Пермь. 2000. С. 151.156
[32] Там же, с.198,199
[33] Каменский В. Его – Моя биография Великого футуриста».Типография Т.М. Дортман.М. 1918. С. 19. Сб. « Футуризм. Радикальная революция. Италия – Россия». Изд-во «Красная площадь». М. 2008. С.31
Сб. « Футуризм. Радикальная революция. Италия – Россия». Изд-во «Красная площадь». М. 2008. С.31
[34] Сб..«Русский футуризм». Полиграф. Санкт – Петербург. 2009. С.8